Сводка
Может, это такой бог, которому рандомно месть ударяет в голову - и он начинает кошмарить. А раз кругом все свои, то и достаётся им в первую очередь. А чужих - без очереди!
Может, это такой бог, которому рандомно месть ударяет в голову - и он начинает кошмарить. А раз кругом все свои, то и достаётся им в первую очередь. А чужих - без очереди!
Не, я смотрел. На чужих он вообще никакого влияния не оказывает. Где разница между моим варлоком (демонопоклонником-некромантом-пиромантом-призывателем-теневым магом) и “чужими”, я не понял.
И нет, кошмарит не только меня.
Может, его прогнать? О___о Склочный бог - та ещё радость.
Парадный портрет. Пять могучих всехубивательных инферналов и скромная группа поддержки
Так он, паршивец разэтакий, на меня физически может воздействовать, так как дму этот бог нравится. Вырезать всех последователей не вариант по этой же причине (ну еще тупо не заслуживают они этого. Жалко целую религию вычеркивать из сеттинга, который сам делал).
У нас с этим дмом конфликт возник крупный, так как тот ввел каких-то sci-fi попаданцев с современными технологиями. Но сейчас водит он, поэтому я ничего не говорю.
Хотя уже хочется свалить и оставить единственного оставшегося игрока все разгребать (бард от безысходности сделал сэппуку рапирой и ушел с игры).
Я не знаю, мне больно смотреть на то, что происходит с моим сеттингом. Два с лишним года работы этими попаданцами накрылись.
Но я дал слово, что дам завершить кампанию.
Хочу такой же отряд из инферналов, чтобы просто все сломать вокруг. И синего, чтобы танчил. А самому Уюлу сидеть в эфире с конем и пить молоко.
Ах да, придет же бог мести и всем помешает! И Уюла убьет заодно – его же демоны!
Прости, немного настроение просело. Жду последней капли.
Охтыж… (( Когда в твой старательно выстроенный мир вот так врываются… и ломают - больно, обидно и хочется взять большой дрын и накостылять.
Если всё настолько плохо, может, стопнуть игру? Поговорить с оставшимся игроком - и решить уже, что делать, когда игра уже не в радость. Потому что в любой момент может начаться треш, который ещё и окончательно сожрёт нервы(
Последнему игроку нравится.
Я понимаю, что не должен так воспринимать придуманный мир, но я там живу, блин, почти. Возможно, не стоит так близко воспринимать персонажей? Я вживаюсь в них. А потом смотрю, как они умирают без шансов что-то сделать.
Уюл самый живучий только из-за билда.
Он может втанчить лицом 4-5 танковских максимума хп, блинкуется и инвизит. В эфир, вон, уходит. Это нормально для хилого демонолога?
Нет. Но это необходимо, чтобы он банально не сдох.
Нужно. Это нормальная живая связь между создателем, миром, персонажем. Иначе и мир, и персонажи становятся чужими. Типа шахматных фигурок.
Вы с Уюлом выдержите - и богов, и попаданцев этих нелепых.
Просто добавился ещё один глобальный сильнющий дебафф - криворукий самодурствующий дм.
Придётся и его перемудрить. Держись.
Спасибо за поддержку. Я шпрот, я выстою.
Уюл, на самом деле, продался Тзинчу. Изучил технологии, под предлогом тупости и из жалости получил несколько учебников и компьютерную базу данных.
Да, с ядерной физикой.
Да, она уже у начальника.
Да, ресурсы для крафта есть.
Да, может усилить магией.
Да, на карте мира может появиться огромная дырка.
И выстоишь, и свой мир сохранишь!
Дырка - как один из выходов. Любая дырка - это вход и выход! Попаданцы об этом всячески не знают. А Тзинч архитектор, они умеют и очень точно ломать, и прочно строить.
спасибо
Расскажу смешную историю про себя и котов. Это пример концентрации всего и сразу, особенно смешно, что это воскресное утро. Сегодняшнее.
Коты будят в половину седьмого - лотки дерут. Хочу встать и убрать - перегорает лампочка. Иду и вожусь в темноте, думая, что лампу вверну, когда немного посветлеет. Возвращаюсь с лотком, падаю спать дальше и обнаруживаю, что кто-то из котов наблевал в кровать шерстью О____о
Да, без лампочки не обойтись, надо убирать, оценивать масштабы рыгания… Ладно, лезу в шкаф, кое-как нахожу лампочку (любую уже!), забираюсь в темноте на стул и занимаюсь вывинчиванием-завинчиванием, и тут на меня прыгает снизу упитанный котик и бодро лезет вверх…
Так и живём.
«Виндикар» по-арденвельдски
Через несколько дней Росьо сидел на ветке дерева, болтал ногами и рассказывал рогатым, крылатым и даже деревянным слушателям о том мире, откуда к ним свалился. Слушатели внимали, раскрыв рты.
– Город — это много-много домов из камня, а вокруг города — стена, тоже каменная.
– Скажи, живая душа… вы живёте в огромном каменном дереве?
– Нет. Далеко-далеко за морем было дерево, на котором жили, но оно сгорело. У нас просто земля, а на ней дома. Из вот такого.
Росьо пошарил по карманам и показал камешек с дыркой.
– Только они побольше и не дырявые.
– И деревья у вас тоже каменные? – шепотом спрашивал какой-то пикси.
– Деревья… древесные. Обычные. Яблочные, сливовые, виноградные, шишечные, пуховые и безничегошные… А на краю света растёт пряничное дерево, с него Дед Зима собирает пряники для подарков. Правда, половину пряников сам съедает, они слишком вкусные.
Ещё у нас есть мост, а на нём статуи. Да, из камня. Огро-о-о-о-о-омные! Почти до неба! Есть маг, есть воин, есть король, есть охотница, а гоблин-статуя — иногда в гости приходит. Ночью, когда никто не видит, они оживают и ходят, город чинят, снимают котов с веток, следят, чтобы у Собора башенки не свалились, у маяка стекло протирают, драконов отгоняют. Если слышишь сквозь сон «ТОП-ТОП-ТОП» и подушка под головой дрожит даже на Телогрусе, то это кто-то из них идёт.
Росьо верили, не обзывали вруном, это было непривычно и приятно.
– А в небе, там, где оно чёрное и холодное, летает «Виндикар». И внутри живёт Каланаат, она рогатая и с копытцами. Только у неё уши другие. Не оленьи. Что такое «Виндикар»? Нуууу… он люстра. Что такое люстра? Это такая огромная лампища из тысячи маленьких ламп.
Что такое лампы, пикси вполне представляли.
– На «Виндикар» слетаются большие мотыльки, как на огонёк, но Каланаат говорит, что из окна не видела ни одного. Но они есть! Точно есть! Просто… они или слишком большие, цвета ночи. Или слишком маленькие. Или совсем-совсем невидимки, только шуршат и хлопают крыльями. «Виндикар» летит по небу, и за ним — волны мотыльков, как в море. Это очень красиво.
Ближе к ночи по тёмной воде пруда медленно плыл «Виндикар» составленный из десятков собранных всеми отовсюду светильников, маленьких висячих лампочек, фиалов с мерцающей пыльцой — он озарял заросшие берега, семечки со спящими духами, за ним летели нескончаемые облака арденвельдских мотыльков, а под ним плыли фиолетовые тени, как глубоководные рыбы. Там была и Каланаат — из рогатой веточки и золотого листка. И кот Ифис из зелёного лесного орешка.
К делу не особенно относится, но… простодушные слушатели из Ночного народца решили, что Каланаат — это кто-то вроде Лоа, божества из Росьиного мира, и в ответе она за лампы, светильники и прочие испускающие свет вещицы (кроме солнца).
Каланаат следит, чтобы глиняные лампы не бились, чтобы пламя горело ровно, чтобы светильники не гасли.
Появились даже сказки о том, как в страшном каменном месте — городе — у путешественника разбился фонарь, и камни обязательно его бы сожрали, потому что только на свету они смирные, а без света — разворачиваются в зубастых чудовищ пострашнее иных гормов. Но он взмолился Каланаат, покровительнице светильников, и она сама явилась к нему, полыхая золотым светом, как хороший фонарь, и вывела из каменного города в мягкий шепчущий лес.
Ремесленники, выцарапывали, вырезали, рисовали на светильниках маленькую рогатую фигурку, от которой исходили лучи света. В руках фигурка держала лампу. А что такого, благорасположение даже чужого и далёкого божества лишним не будет.
А когда Каланаат (рано или поздно) окажется в Арденвельде, как все божества, то её будет ждать удобное семечко в пруду, полном ласкового лунного света и добрых снов.
Прелестно)
Хорошая история. Светлая и спокойная.
Про тебя могу сказать то же.
^______________^
– А как его вообще зовут?
“Хотя, а как вообще могут звать демоническое создание? Но ведь могут же как-то по другому назвать…”
— Этого-то? Хафио. — Пес услышал свое имя и, споткнувшись, прибежал к хозяину. — Щенком мне его отдали. А довольный-то! Ну ты глянь, как скачет! Фу, фу! Нельзя! Старый мой подох, а этого людишка тот подкинул. Где он их только берет таких дурных? Впрочем, неважно. Главное, что я могу полежать тут без всех этих раздражающих любителей легких денег. Деньги им за мою голову нужны, ага! Я не для этого столько средств для волос извел, чтобы они кому-то другому достались.
Чернокнижник сощурился, глядя на солнце.
— А ты тут не за этим, часом?
Про одну нитку
– В архиве проклятий ему самое место. Пускай разберутся, пустые это угрозы или нет. Пока сверни и в кладовку спрячь, там как раз припасы для Дрейдена. Эх, землерои так и не научились действительно смешным шуткам.
Росьо, навострив дли-и-и-инные уши, слушал разговор двух пикси. Архив проклятий! Вот куда ему очень хотелось попасть, хоть одним глазком поглядеть, что там. Вдруг мамина комната по части проклятий лучше целого их архива. Наверняка! Но надо убедиться, посмотреть, и желательно без скучного надзора.
Про кладовку он, разумеется, знал. Ещё бы, ведь там всегда водились засахаренные ягоды и очень странное чёрное варенье из вороньих глазок, Росьо не мог понять, это ягоды или правда… глазки. На вкус оно было солёное и жуткое, как страшная история.
Вечером Росьо пробрался в кладовку. Там среди свёртков, пакетов, кульков, баночек и свитков лежало нечто тёмное, свёрнутое в трубочку и… еле слышно, но недовольно бурчащее. Коврик? На свёртке была надпись мелком: «ревендретский угрожающий гобелен, 1 шт., громкий, грязный».
Что такое «ревендретский гобелен», Росьо не знал, зато остальные слова были знакомыми. Грязный? Да, пожалуй. Но не очень громкий. Что он говорит?
– Разверни. – хором посоветовали голоса, которым, похоже, тоже было любопытно.
Да, перемотали этот говорящий коврик на совесть, столько травяной бечёвки извели, Росьо целых пять минут распутывал, развязывал.
– Да я тебя в пепел обращу, потом обратно, а потом опять в пепел! Зубы пересчитаю, даже те, что ещё не выросли! Уши оборву и на вершине башни подвешу, чтоб в них ветер шумел! На аниму расщеплю, взболтаю и в Утробу вылью!
Росьо замер над развёрнутым гобеленом, открыв рот. Это что же, коврик так ругается? Но… что он сделал? По привычке Росьо ответил:
– У тебя рук нету, чтобы уши обрывать.
– Сейчас всё будет, глупая мелюзга! – незамедлительно отозвался гобелен. И нитки его задвигались, переплетаясь в новое изображение — огромную хваткую лапу с когтями.
– На одну ладонь посажу, другой прихлопну! Душу вытрясу, камень грехов Темелю читать отдам, в банку от пепельного соуса посажу, век страдать будешь!
Ой. Угрожать оно умеет, это да… А вдруг и исполнять угрозы тоже?! Вон какая лапа нарисовалась, сейчас ка-а-а-а-ак ухватит за уши. Надо что-то делать. Росьо ухватил одну неаккуратно торчащую нитку, которая хотела влиться в изображение руки — и дёрнул. Из дырявой руки убежать легче!
Гобелен взвыл, заругался на непонятном наречии, заугрожал ещё страшнее.
А Росьо с ниткой в кулаке бросился бежать в вечерний сиреневый полумрак, подальше от опасного коврика. Надо подумать, как с ним быть. Жаль, Напёрстка нет, и вообще даже собственный бес не отзывается, будто не слышит.
Нитка угрожала шерстяным голосом и колола ладонь. Росьо намотал её на палец.
– В землю закопаю… Надпись напишу… Своих не узнаешь… Так отделаю… Научу по кладовкам лазать!.. В жижу головой суну!.. Бу-бу-бу-бу…
Ничего себе, даже нитка угрожает, но кто нитку бояться будет? Шумная только. Росьо вздохнул и принялся слушать дальше — про жижу было даже интересно, про искупление грехов — скучно… Половину слов Росьо и вовсе не понимал, а голоса в голове, заскучав, объяснять не стали.
Как заставить нитку замолчать, Росьо не знал, поэтому перед сном просто привязал её к ветке дерева рядом с гормовым загоном. Нитка не замолкала ни на минуту.
Гормы трепетали и боялись даже рога высунуть наружу, поэтому утром нитку сняли гормовые пастухи.
Так она куда-то и запропала. А правда, куда? Может быть, плавает в озерце и угрожает рыбкам засухой. Может, носится с ветром. Или птицы вплели её в подстилку гнезда. Или глухая бабушка-сильвара ввязала в пятку шерстяного носка для пикси, и этот носок угрожает страшными карами тем, кто бросает его не на место или не стирает вовремя.
Время покажет, в Арденвельде ничто не пропадает бесследно.