Солнце клонилось к закату, когда над холмами раздался крик грифонов. Дворфы выбежали из-за домов, задрав головы к небу, старики вышли на порог, заслоняя глаза ладонями. В воздухе, тяжёлом от запаха железа и дыма кузниц, пронеслась стая, и сердце каждого громовой ярости вздрогнуло – их отряд возвращался.
Грифоны садились тяжело, один за другим, оставляя на земле тёмные полосы когтей. Некоторые со следами былой битвы: кожа в ссадинах и порезах, броня потрепана.
Акрафагор спрыгнул на землю последним. В руках он держал Торунхейм. Но это был не тот молот, с которым он улетал. Железные пластины покрывали его, словно рваные кольчуги, и меж трещин пробивались мёртвые искры, что гасли ещё до того, как коснуться воздуха. Он опустил оружие на землю, и в тот миг во дворе повисла тишина. Лёгкий порыв ветра сорвал с крыши дерновую пыль и закружил её вокруг молота, будто вокруг древнего костра.
Старейшины, один за другим, вышли из Дома Совета. Гундар нахмурился, лицо его стало ещё резче.
— Что произошло, Тан? — спросил он, глядя на молот, словно на чужую вещь. — Это оружие гудело, как шторм. Воины рассказывают, что сам ветер бил по Орде.
Акрафагор поднял голову. Его голос был хриплым, но твёрдым:
— Мы сдержали слово и ответили на зов Трёх Молотов.
— Сдержали какой ценой? — пророкотал Бромгар, подходя ближе. Он смотрел не на вождя, а на Торунхейм, в глазах его было осознание, смешанное с тоской. — Камень отозвался, да? Его сила растет?
Некоторые дворфы переглянулись, они не знали, радоваться ли такой победе, или опасаться её.
— Я сделал, что должен был, — коротко ответил Акрафагор.
С этими словами он поднял Торунхейм, и руны на железных пластинах едва заметно дрогнули, будто в глубине что-то дышало. Ветер снова прошёл по деревне, шевельнув цветы на крышах, и каждый из буревестников почувствовал это дыхание на своей коже.
Письмо на рассвете
Утро на Громовом Утёсе было спокойным. Ветер, как всегда, гулял меж тотемов, подхватывал запахи костров и свежей травы. Тахо Утренняя Роса сидел у входа в свою хижину и расчесывал длинную гриву, вплетая в волосы перья ястреба. Он любил ритуал утра — он настраивал его на разговор с духами.
Тень упала на землю. Молодой посыльный – неуклюжий таурен в ещё короткой, неоформившейся гриве протянул ему свёрток, обтянутый кожей и перевязанный красной нитью.
— От братьев-шаманов с юга, Тахо, — сказал он, склоняя голову.
Тахо молча принял свиток. Его пальцы задержались на печати: знак шаманского круга.
Он разломил её и развернул письмо.
Строчки были написаны неровной рукой, в спешке:
“Мы слышали зов. Он пришёл не из Калимдора. Там, где камни старше памяти, кто-то пробуждается. Мы боимся, что духи земли уже не властны над этим. Нужно донести Бейну.”
Тахо перечитал слова трижды. Они отзывались в груди холодом, будто ветер прошёл прямо сквозь него. Он поднял взгляд — рассвет уже окрасил облака в алый цвет.
Он сжал свиток и медленно выдохнул. Его мысли метались. Отдать письмо прямо Бейну? Значит встревожить весь Оргриммар слухами, которые могут оказаться лишь страхами. Сильвана наверняка сочтёт это ерундой, на которую даже не стоит обращать внимание.
Спрятать письмо? Тогда вина ляжет на него, если буря и впрямь накроет земли.
Он встал, прошёлся вдоль утёса. Свежий теплый воздух обдувал гриву, а над головами пролетала пара орлиц. Ветер принёс знакомый, но тревожный звук — словно далекий гул, который услышать мог только шаман.
Тахо закрыл глаза.
"Может, сперва посовещаться со Служителями Земли? Они читают знаки глубже, чем воины и вожди и скорей всего они уже что-то знают.”
Он вернулся к хижине, сунул свиток в кожаный мешок, повесил его на плечо. — Так и поступим, — сказал он вслух, словно духам.
На границе Мулгора уже темнело. Меж скалами бродил холодный ветер, качал высокую траву и приносил с востока запах соли и пепла.
Трое следопытов сидели у костра, прикрытого кожаным навесом. Их броня была без отличительных знаков — только тусклые пластины, затёртые и почерневшие от пыли. Над головами вяло кружил ворон-разведчик, чьи глаза сверкали зелёным светом.
— Иногда мне кажется, что мы тут просто ерундой страдаем, — проворчал один, вытаскивая стрелу из колчана. — Сколько можно сторожить воздух?
— Приказ Тёмной Леди, — отозвался другой, не поднимая головы. — Любое письмо, любая весть — через нас. Особенно из Громового Утёса. Бейн стал слишком разговорчив.
Третий, сидевший чуть в стороне, прижимал к лицу подзорную трубу. Низкий силуэт с длинными волосами, спадающими на капюшон. Он выглядел спокойнее остальных — движения точные, холодные, глаза скрыты тенью.
Ворон вдруг каркнул — пронзительно, резко.
— Что там? — один из следопытов вскочил.
— Орёл, — ответил третий спокойно. — Похоже посыльный.
Через несколько секунд в небе мелькнул силуэт, блеснувший перьями в свете костра.
— Посмотрим, какие вести из Утеса, — усмехнулся старший. — Снимай.
Стрела свистнула. Воздух разорвался, и орёл рухнул в траву, раскинув крылья.
Они быстро добрались до туши – на лапе привязан маленький сверток с печатью.
— Что-то шаманское, — пробормотал один, рассматривая символ.
Он сорвал печать и развернул письмо. Строчки дрожали от спешки, чернила уже растеклись.
Следопыт прочёл вслух, запинаясь:
— “…где камни старше памяти, кто-то пробудился… духи земли не властны… нужно донести Бейну.”
Он фыркнул.
— Вот и всё. Какая-то бредятина.
— Сильвана велела перехватывать изменников, а не письма о бурях, — добавил другой, выхватив сверток и бросив прямиком в костёр. Пламя лизнуло кожу, и через миг от свитка остался лишь дым.
— Ты чего? А вдруг это что-то важное? — резко оборвал читавший свиток, — Мы не сообщим?
— Сообщить, что шаманы услышали как камешки катаются по Азероту? У Сильваны сейчас другие приоритеты, и явно шаманство не одно из них. Ей нет дела до шаманов, и мы не будем ее отвлекать этим.
Третий следопыт, всё это время молчавший, проводил взглядом поднимающийся дым.