Пока, окончательно потерявший остатки разума, ворген рыскал по лесам со своей новой подругой, ночь сменил рассвет, плавно перетёкший в утро.
Из-за холма поднялось дневное светило, бесцеремонно рассовывая свои лучи во все щели. Проверяя, словно дотошный хозяин, - А не упёрли чего за время его отсутствия?
Вот некоторые лучи-ревизоры наткнулись на брошенный мешок и задержались, выясняя, что это и откуда?
От столь пристального внимания ткань начала нагреваться и доселе мирно похрапывающий в нём человек проснулся.
Он открыл глаза, но так и ничего не увидел. Увы, угольный шёлк свет не пропускает. Тогда он попытался встать, но поскольку он был в мешке, из этой попытки тоже ничего не вышло.
Повторив для верности ещё раз этот эксперимент, но так и не получив желаемый результат, человек затих и принялся размышлять.
Но и здесь его постигла неудача, ибо для всяких размышлений нужна отправная точка, то есть, вспомнить, как тебя зовут, да и кто ты вообще.
С этим как раз и была проблема, после недавней попойки память была девственно чиста, как репутация только принявшей постриг юной монахини.
В задумчивости человек поскрёб свою огненно-рыжую шевелюру. О, если бы он мог её увидеть, сразу бы всё вспомнил!
Ведь его волосы и главное цвет, были его гордостью.
– Это у меня от моего папы, он был дворфом, потому я рыжий и люблю эль, пиво, вино, ром и всю прочую выпивку, - пояснял он любопытным, как правило, собутыльникам в таверне.
– Но ты же ещё и бабник, ни одной юбки не пропустишь, может твой отец всё же син’дорай? – возражали ему.
– Син’дорай была моя мама, это от неё.
– Отец дворф, мама син’дорай, а ты же человек, хуман, это как?
– Армия сделала из меня человека, - с неподдельным достоинством отвечал этот самый человек, пускал скупую мужскую слезу и предлагал всем присутствующим незамедлительно выпить за армию.
Только вот зеркала у него сейчас не имелось, опять же в мешке было темно.
Тем временем, руки человека воспользовавшись тем, что разум не контролировал их, принялись самостоятельно шарить вокруг, пока не наткнулись на знакомый предмет. Это оказалась походная фляга на добрую дюжину пинт. Причём полная фляга.
Руки тут же открутили пробку и поднесли к не менее любопытному носу.
Шибануло неповторимым запахом орчьего самогона.
– Это моё, моё! – тут же всполошился рот и прильнул губами к горлышку.
Когда фляга опустела на треть, рту захотелось отдышаться. А те немногие мысли, что имелись в голове, вдруг сложились во вполне логичную картину.
– Я ничего не вижу, значит у меня нет глаз, я ничего не слышу, значит у меня нет ушей, я не могу встать, значит у меня нет ног, я с одной стороны тёплый, с другой холодный, получается что я… что я… я, придорожный камень!
Обрадованный, что загадка его бытия решена, человек ещё раз приложился к фляге и снова уснул.
Руки сами закрутили пробку на фляге и бережно сунули её за пазуху.
